Поводом для разговора с солисткой Большого театра России Ириной Долженко, обладательницей фактурно-глубокого, сочного меццо-сопрано, послужила смежная сфера ее деятельности: с сентября прошлого года она — художественный руководитель оперной труппы Красноярского театра оперы и балета
— Ирина, как солистка Большого оказалась в Красноярске, ведь это так далеко?
— Страна у нас большая, музыкальный мир тесен, а артисты всегда ездят на гастроли, в том числе и по России. И все произошло по воле случая: неожиданно попробовать себя в новом качестве мне предложили люди, которых я до этого даже не знала. Я согласилась, и сейчас у меня контракт с театром на два года. За первую половину срока я поняла, что мне это чрезвычайно интересно: потенциал труппы очень высок, и наряду с опытными певцами, старожилами театра, в ней много великолепных голосов, много креативной талантливой молодежи. В этом театре просто потрясающие люди, совсем иначе относящиеся ко многим вещам, менее коммерциализированные, чем в центре.
— Речь о Большом театре?
— И о нем тоже. Подход к пониманию творчества в Большом театре сменился уже давно, но сегодня работы для меня в нем особенно мало: старые спектакли — практически всё, в чем я пою — сняты с репертуара и продолжают сниматься. Кому-то не нравятся сами эти спектакли, кому-то — наше (я говорю о певцах своего поколения) присутствие в театре. Процесс сам по себе абсолютно нормальный и естественный. Ненормально лишь то, что коммерция стала заслонять духовность и человечность общения в коллективе, утратилось то, что некогда олицетворяло этот храм музыкального искусства. И поэтому, когда в Красноярске я столкнулась с тем, что в театре буквально все подчинено созиданию, что при его достаточно небольшом штате все вспомогательные службы (постановочные и декораторские) работают с невероятной интенсивностью и отдачей, я была поражена. А латвийская команда, которую я привезла сюда на постановку «Аиды», была просто в шоке: в собственных мастерских восемь женщин-подвижниц за месяц сделали 270 костюмов! Четверо, а не восемьдесят рабочих меняют один спектакль на другой, и технически они абсолютно готовы к этому: высочайший профессионализм во всем. Люди работают на результат, а не на премии. Сложившую систему никто никогда не ломал, и поэтому каждый ощущает себя необходимой частью театра и осознает свою ответственность за общее дело.
— И с певцами такая же ситуация?
— Многие работают в театре по 30–35 лет: никому и в голову не приходит никого увольнять или сокращать ставки. И передо мной сейчас стоит весьма сложная задача предложить им какие-то альтернативные возможности существования в труппе, но о том, чтобы понизить их творческий статус или ущемить материально, речи быть не может. Я считаю, что модель Мариинского театра себя оправдывает: если люди всю жизнь отдали этому театру, они должны в нем работать. Они должны выходить на одну сцену с молодежью, ведь традиция передается лишь из уст в уста. Этого, к примеру, нет в Молодежной программе Большого театра: многие известные коучи и педагоги с певцами, конечно же, занимаются, но возможности выйти на одну сцену с ними они лишены. А ведь крайне важна ежедневная, ежеминутная погруженность в процесс: только так молодые певцы могут проникнуться пиететом к мастерам старшего поколения. Всегда были модель западная, в которой никто никому не нужен, и модель, в которой всегда существовали наши театры, и отказываться от нее нельзя — она весьма эффективна.
— Вы упомянули премьеру «Аиды», в которой поете Амнерис. Как родилась идея этого проекта?
— С премьерой «Аиды» были финансовые сложности, и мы даже думали, что ее придется перенести на осень следующего сезона. Но когда вопрос с деньгами — главный вопрос любой премьеры в любом театре — решился, стало очевидно, что выпустить премьеру крайне необходимо именно сейчас. В этом году в конце июня — начале июля, в период проведения АТФ (IV Красноярского международного музыкального фестиваля стран Азиатско-Тихоокеанского региона), оперная труппа однозначно должна была показать свою новую работу. (И «Аида» в рамках АТФ с приглашенными певцами из Казахстана, Узбекистана, Монголии была представлена 27 июня.)
Сначала мы думали взять готовый проект, но подвели партнеры, и я, имея неплохие связи с Ригой, обратилась к Андрейсу Жагарсу и его команде. Я встречалась с ними 10 марта. Лишь художник по свету не смог приехать — работал его ассистент. И за короткий срок мы сделали абсолютно новый оригинальный спектакль. Он, хотя и решен в стиле минимализма, очень эффектен. Он нисколько не расходится с эстетикой большой оперы, поражает яркими костюмами, и в нем мы используем современное световое оборудование, появившееся в театре благодаря нашему английскому другу Кевину Вуду. Так что мир не без добрых людей. И тот факт, что, несмотря на обилие форс-мажора, мы все же выпустили премьеру в плановые сроки, говорит о том, что театр живет, развивается, постоянно находится в поиске нового.
— Составы «Аиды» укомплектованы собственными солистами?
— Нет пока лишь своих Радамесов: были приглашены известный азербайджанский тенор Юсиф Эйвазов и один из ведущих отечественных драматических теноров Михаил Губский. Зато есть замечательные Аиды, а прекрасная находка для партии Амнерис — молодая и очень перспективная певица Дарья Рябинко. Я даже хочу отправить ее на три месяца поучиться в Милан, ведь погружение в атмосферу итальянской оперы чрезвычайно важно. Молодым надо помогать!
— «Аида» — вторая премьера сезона?
— Да. Первой в феврале был «Борис Годунов». Театральной основой спектакля стали арендованные нами декорации Юрия Купера и костюмы Павла Каплевича, созданные ими к постановке Александра Сокурова в Большом театре, которая давно уже там не идет. Но за музыкальную основу взята короткая версия без польского акта, первая авторская редакция Мусоргского, которую когда-то давно делал еще Евгений Колобов. Новый спектакль для нашего театра стал очень важным и значимым, и его мы также показали в дни нынешнего АТФ с приглашенными солистами из Узбекистана. Еще при прежнем губернаторе специально для этого проекта на Шуваловском заводе в Тутаеве по старинной технологии были отлиты колокола. До этого ничего подобного у нас в театре не было. Эти колокола обязательно будут звучать у нас и в «Хованщине», которая нам еще только предстоит, но уже сейчас мы их используем и в «Князе Игоре» — последней премьере прошлого сезона.
— Тогда вы еще ведь не вступили в должность?
— Нет, но я приезжала в Красноярск в период подготовки этой постановки: меня пригласили выступить в «Кармен», но заодно, присматриваясь к труппе, я провела и несколько занятий с певцами. Меня попросили подыскать тенора на партию Владимира Игоревича, и я предложила Сергея Осовина, которого знала по его участию в моих мастер-классах. Эта премьера стала его дебютом в театре, а сам он — его приглашенным солистом.
— Внедрить какие-то новации в жизнь театра пытаетесь?
— Моя инициатива организовать образовательную программу для молодых певцов, что-то наподобие регулярных мастер-курсов, была поддержана одним из известных благотворительных фондов. Большие образовательные молодежные проекты для этого фонда сами по себе не новы, но идея осуществить их на базе оперного театра прозвучала впервые. Уже на сентябрь выделяются средства, и к нам приедут коучи, которые будут заниматься с труппой итальянским языком, стилистикой и техникой вокала, сценическим движением, актерским мастерством. В театре сложился перспективный костяк певцов в возрасте до 35-ти, но каждому из них непременно надо в чем-то помочь. Первые итальянские коучи для знакомства с труппой уже приезжали, и все сказали, что видят потенциал нашей молодежи и хотели бы с ней заниматься. Я привозила и своего агента, который много работает с русскими певцами, и он также был немало удивлен встретить здесь голоса, с которыми мог бы работать. Наша стратегическая задача вполне ясна и амбициозна — к красноярской Универсиде-2019 вырастить новые творческие кадры и накопить новый репертуар, в который не стыдно было бы приглашать звезд. Один из таких спектаклей, «Князь Игорь» в постановке Юлианы Малхасянц — в хорошем смысле традиционный, но абсолютно современный и высокотехнологичный — у нас уже есть.
— А чем порадуете публику уже в следующем сезоне?
— Победитель I Международного конкурса молодых оперных режиссеров «Нано-опера», обладатель спецприза нашего театра Алексей Франдетти поставит оперу Доницетти «Viva la mamma!» (ориентировочно — в феврале). Параллельно со вторым конкурсом «Нано-опера», который состоится в мае и который наряду с «Геликон-оперой» проходит и в Красноярском театре оперы и балета, на своей базе — на новом современном витке — мы возрождаем Международный конкурс вокалистов всех категорий (голосов до
35 лет). Студентам ГИТИСа уже предложена постановка «Испанского часа» Равеля и полуконцертный фрагментарный вариант «Медеи» Керубини. Сегодня возить большие оперные постановки нам не под силу даже по своему региону, но есть надежда, что сможем сделать это хотя бы с semi-stage продукцией. И сегодня я всячески стараюсь, чтобы наши солисты пели и в других театрах — не только в России, но и за рубежом, и уже есть договоренности с Варной и Белградом. В сотрудничестве с Владимиром Васильевым хотим воссоздать его совместный с Колобовым проект «О Моцарт! Моцарт…», но сделать точную копию того легендарного спектакля задача не ставится.
— А планы этого сезона реализованы в полной мере?
— Да. И в этом огромную поддержку нам всегда оказывает мэр Красноярска Эдхам Акбулатов. Но сегодня мы также поднимаем вопрос и о создании попечительского совета театра: это общепринятая мировая практика. Мы хотим уйти от убогости и провинциальности, хотим видеть театр красивым и конкурентоспособным в весьма непростой современной реальности. Конец прошлого сезона и весь прошедший сезон, дав первые ощутимые результаты, убедили в том, что мы на правильном пути. И если бы по истечении срока моих полномочий мне предложили продолжить работать в театре и дальше, не задумываясь, дала бы на это согласие.
Корябин Игорь
Фото: Геннадий Каледа
