Простые истины от Коляды

Режиссер объяснил, почему отечественный и европейский зритель любит уральские пьесы

 

Мы разговаривали с Николаем Владимировичем после прогона «Мертвых душ» — нового спектакля «Коляда-Театра». В помещении было холодно — отказало отопление. В общем, очередная хозяйственная проблема. Оптимизма прибавляло то, что на 24 декабря намечена сдача нового здания театра — бывшего кинотеатра «Искра».

И это не единственный подарок из ожидающих мэтра в следующем месяце.

…В руках у меня афиша «Театрального марафона», намеченного на 4 декабря, день рождения Николая Коляды и одновременно день рождения театра, а еще — юбилей (20-летие) основанной Колядой «Уральской школы драматургии». А потому с утра и до вечера будут идти спектакли по произведениям учеников Коляды и презентоваться новые пьесы. А поскольку подарки Коляда привык преподносить себе сам, то вот он и показывает премьеру.

Это снова его любимый Гоголь. Инсценировка, надо сказать, фантастически неожиданная и столь же фантастически точная. Коляда уже ставил «Женитьбу» и «Ревизора», инсценировал «Старосветских помещиков», а еще написал пьесы «Коробочка» и «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Но замахнуться на «Мертвые души» — произведение сложное и просто огромное по объему?! Поэтому Коляда выбрал единственно правильный путь, сочинив самостоятельно живущую пьесу на основе великой гоголевской прозы.

Главная ось театрального представления — это тема дороги. «Какое странное и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! Ясный день, осенние листья, холодный воздух… Русь! Русь!»… Ну, и так далее. Еще со школы мы знаем, что эти дивные стихотворения в прозе называются лирическими отступлениями и выражают чувства и мысли автора. У Коляды этот текст повторяется многократно разными лицами, в том числе и чиновниками без чести и совести, приобретая различные оттенки, вплоть до остросатирических. Произносит его, хоть и совсем по-иному, и Гоголь, предстающий перед нами в виде ожившего памятника (очень похож на оригинал исполнитель роли Ринат Ташимов).

Присутствует в спектакле и гоголевская фантасмагория, а то и прямая чертовщина в виде надвигающихся на действующих лиц, как на страшном суде, скелетов. Сбежал от них подвыпивший кучер Чичикова Селифан, бросив хозяина одного на ночной дороге. Завершается линия Гоголя страшной сценой: писатель, лежащий на столе, несколько раз мучительно переворачивается у нас на глазах.

— Я вчера совершенно расстроился, — говорит Коляда. — Зрители, которые были в зале (я разрешаю присутствовать на репетициях), в этой сцене смеялись. Понимаю, нельзя рассчитывать, что какая-нибудь Маша с Уралмаша знает, что Гоголь, уже погребенный, перевернулся в гробу. Но ведь в зале сидели мои студенты! Надо тут что-то изменить…

— А Гоголю было от чего перевернуться в гробу…

— Честно скажу, когда репетировали, я рыдал. Бедный Гоголь! Как он любил Россию и какие страшные вещи о ней писал. Но если бы он сейчас встал из гроба и увидел всю нашу жизнь, наверняка бы воскликнул: «О Господи, да что же вы делаете, дураки такие!». Действительно, вроде и полезных ископаемых у нас столько, что могли бы жить припеваючи, не хуже чем в Арабских Эмиратах. А живем плохо. Кругом Собакевичи, Ноздревы, Плюшкины да Коробочки. Я вот и Чичикова осовременил, сделал этаким Остапом Бендером, в чем-то похожим и на Хлестакова. Только у того сплошной ветер в голове, а этот — хитрец. Из тех молодых, которых сейчас полно и которые из воздуха готовы деньги делать.

— Сейчас у нас то и дело звучат разговоры о том, что же такое Россия и какие мы, русские. Вы часто бываете за рубежом, как воспринимают Россию там?

— Я в 90-е годы ездил в Германию и Америку. Тогда над нами смеялись — такой президент у нас был. То пьяный оркестром начинал дирижировать, то по той же причине из самолета выйти не мог. Нас презирали за то, что за границу мы ездили чинчевать (от слова change — менять). Везли за рубеж полные сумки матрешек и ложек, водку, икру (денег-то не было), а увозили домой какие-то куртки турецкие и другой ширпотреб. Какой это был позор, как стыдно! Мне вот сейчас говорят: «Путин ваш создал полицейское государство», а мне не стыдно ничуть. Ну, и пусть он стучит кулаком. Пускай порой выходят какие-то законы дурацкие. Но что ему досталось от 90-х годов? Всю эту грязь разгребать — еще не знаю сколько. Везде коррупция. Но откуда ноги-то растут?

— А откуда выросли ноги, когда недавно в Варшаве националисты забросали файерами, бутылками, взрывпакетами наше посольство?

— Но это же действия отморозков, хотя часть населения упорно считает, что гибель самолета с их президентом была подстроена русскими. Как им объяснить, что Польша нас стратегически вовсе не интересует. Еще говорят, что Россия поляков притесняла, начиная с XVI века…

— Их кто только не притеснял!

— А вот почему-то о том, что Варшава после войны была в кратчайшие сроки отстроена, так как Сталин огромные материальные ресурсы направлял в страны социализма, почему-то не вспоминают. В это время свой народ бедствовал. Мама моя, отец, все мои родственники (а я родился в деревне) — как они жили в 1950-е годы! Как свиньи последние. Все отсылалось туда, туда, туда.

Я чувствую, что за события у посольства стыдно моим польским друзьям — кинорежиссеру Павлу Щедлику, переводчице Агнешке Любомире Пиотровской. Польская интеллигенция понимает, что мы, братья-славяне, должны держаться вместе, нам нечего делить. …И знаете, в Польше в любой деревне (городе), где есть драматический театр, играют сочинения уральских драматургов.

— Кого именно?

— Васи Сигарева («Детектор лжи», «Пластилин», «Божьи коровки возвращаются на землю»…), Ани Батуриной с ее «Фронтовичкой», у Ярославы Пулинович переведены «Жанна», «Наташина мечта». И мои пьесы почти в каждом театре идут. По уральской драматургии защищены десятки дипломов, вышли две книги. Изданы два сборника моих пьес.

— Вы не имеете отношения к появившимся летом слухам, что остаетесь жить в Польше?

— Как не имею? Имею! Как-то под настроение я написал в своем «Живом Журнале», что вот, мол, шел вечером после репетиции по каштановой аллее, как хорошо кругом, как красиво. Так хорошо в Кракове, что даже уезжать не хочется. А что хорошего ждет меня в Екатеринбурге?.. Утром открываю Интернет и читаю, что Николай Коляда решил эмигрировать. Во время репетиции звонит наш областной министр культуры Павел Креков: «Николай Владимирович, вы что, действительно остаетесь жить в Польше?». Я отвечаю: «С чего вы взяли? Да это бред какой-то!». Я, конечно, сразу в «ЖЖ» написал отповедь: мол, назло всем приеду и буду здесь жить, но, честно сказать, столько гадостей про себя начитался.

— Нынешний год был для вас полным событий. Напомните, что и где ставили, где побывали.

— В марте—апреле поставил два спектакля в Лодзи, в театре имени Ярача. На большой сцене — «Бабу Шанель», на малой — «Наташину мечту» Ярославы Пулинович. «Баба Шанель» получилась такая, что директор театра потирает руки: билеты были раскуплены на месяц вперед. Город этот, надо сказать, депрессивный, как наше Иваново. Были там ткацкие фабрики, но в 90-е годы, когда пришли Китай и другая заграница, все рухнуло, люди сидят без работы. А тут они приходят в театр, смеются, хохочут.

6 августа я полетел в Краков репетировать «Маскарад» в театре Юлиуша Словацкого. Это один из самых больших театров Польши. Огромное старинное здание, красивое до невозможности. Были у нас роскошные декорации и костюмы. Мне помогали балетмейстер, художница. Спектакль сразу приняла публика, вышло около десятка рецензий. Рецензии там читают и верят им, это у нас как-то рухнула критика, и это обидно.

Видел я в этой стране замечательно сделанный мюзикл. Называется «Земля обетованная» (по роману польского литературного классика, лауреата Нобелевской премии Владислава Реймонта, а когда-то Анджей Вайда снял по этой книге знаменитый фильм). Я рассказал об этом главному режиссеру нашей музкомедии Кириллу Стрежневу и посоветовал пригласить режиссера для постановки. Видеозапись спектакля всем понравилась, и 19 декабря делегация нашего театра отправится в Лодзь — смотреть мюзикл живьем.

— Краковский «Маскарад» не повторяет екатеринбургский?

— Нет. Мы делали сегодняшнюю историю, о каких частенько можно прочесть в криминальной хронике. Как раз в это время пришло сообщение, что известный екатеринбургский фотограф Дмитрий Лошагин убил жену. Я был в шоке, потому что был с ним знаком и до сих пор в это не верю. На репетиции рассказал о происшествии артистам. И еще зацепился за слова, которые повторяет Арбенин: «О, благодарность!». И я сказал, давайте вообразим, что Нину великосветский Арбенин привез из какой-то провинции и ввел в высший свет. И он не понимает, как она могла ему изменить, почему отплатила подобным поступком.

— А что впереди?

— Год начнем с гастролей в Москве с 15 по 26 января. Везем весь основной репертуар. Билеты, хотя они дорогие, уже почти проданы. Потом поедем в Красноярск. Дальше с «Гамлетом» — в Ригу и Таллин, получили от них приглашение. В июле — августе я буду ставить свою пьесу «Корабль дураков» в Гданьске. Только закончу, сразу отправлюсь в Варшаву ставить гоголевского «Ревизора» в «Театре Студио». В Варшаве же проведем фестиваль «Коляда-Plays», который начнется 7 ноября (екатеринбургский фестиваль при этом не отменяется!). Покажем спектакли нашего театра, фильмы, прихватим с собой группу Олега Ягодина «Курара».

— Чем все-таки объяснить интерес зарубежного зрителя к современной уральской драматургии? Рисковали вы, например, показывая во Франции свою «Бабу Шанель»?

— Признаться, я очень боялся: а будет ли интересна французам история о русских старушках, участницах любительского ансамбля? А вдруг начнут уходить? Но реакция зала шла с первых фраз, а после спектакля публика всегда горячо аплодировала. В сущности, люди везде одинаковы, и проблемы у них похожи. Старость и одиночество касаются всех. Уральская драматургия тем и сильна, что стремится говорить о волнующем, увидеть в человеке то, чего в жизненной суете мы часто не замечаем.

— Открыть нам самих себя?

— Ну да, наверное.